Критический разбор Labyrinth. The War on Terror, 2001-?

Сегодня мы подготовили для вас перевод обличительного обзора на варгейм Labyrinth: The War on Terror, в котором игра рассматривается как симуляция реального контр-терроризма. Попутно автор проводит экскурс в новейшую историю и политологию. Переводчик — Curtis_Truffle. 

Сыграв три соло-партии в новый варгейм от GMT под названием Labyrinth, я решил написать обзор. В нем я рассматриваю Labyrinth не как игру, а как симуляцию борьбы Соединенных Штатов с терроризмом после событий 2001 года. Учитывая все, что я знал о контр-терроризме до атаки 11 сентября и все, что узнал после, Labyrinth показывает борьбу с терроризмом в неверном свете во многих аспектах:

— неверно показаны террористические организации

— неверно показаны цели террористов

— неверно показаны методы террористов

— неверно показана борьба с терроризмом

Игра деконструирует борьбу с терроризмом до её военной составляющей, игнорируя такие важные компоненты, как дипломатия и разведка.

Игра не освещает много важных политических факторов на Ближнем Востоке, которые имели ключевое влияние на развитие контр-террористической программы США.

Игра демонстрирует карикатурное упрощение внешней политики США.

В то же время, Volko Ruhnke (дизайнер игры – прим. пер.) определенно заслуживает уважения за то, что первым отважился на работу с одним из самых сложных сеттингов для варгейма. Контр-терроризм настолько отличается от обычных боевых действий, что классические дизайн-решения варгеймов требуют тщательного пересмотра, а некоторые даже придется отбросить. Так как контр-терроризм – нечастая тема варгеймов, ответить на вопрос, какие именно решения переработать, а какие отбросить, довольно сложно. Кроме того, даже сейчас, спустя 9 лет после событий 11 сентября, общественное мнение о терроризме по-прежнему базируется на заблуждениях, имевших место до того, как контр-терроризм стал задачей номер один для национальной безопасности Соединенных Штатов.

Я признаю, что первой игре в сложной теме можно многое простить, но считаю необходимым раскритиковать Labyrinth за неверную интерпретацию многих аспектов контр-терроризма. Некоторые из элементов, которые я упомяну, не однозначно ошибочны, и об их уместности можно подискутировать, поэтому я постараюсь ясно обозначить, ставлю ли вопросительный знак у очередного дизайн-решения или же восклицательный.

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ ВОЙНЫ

Комментарий разработчика начинается цитатой из статьи Томаса Фридмана, что уже очень плохо для старта. Всем известны некомпетентность Фридмана в военно-политической аналитике и в теме национальной безопасности. Хроники Иракской войны, которые вел Фридман, были так неудачны, что породили мем Friedman units (FUs), ставший олицетворением некомпетентных прогнозов о ходе этого конфликта. Фридман также известен своим комментарием во время интервью Charlie Rose, когда он защищал идею вторжения в Ирак. Его аргументом было высказывание, что даже если в событиях 11 сентября не виновата именно эта страна, необходимо как следует вторгнуться в любую страну Среднего Востока. («Да хоть в Саудовскую Аравию (с)»)

Само собой, последние несколько лет показали, что между странами Среднего Востока есть важные различия. Вторжение в Ирак не возымело эффекта «демонстрации силы» ни на союзников, ни на врагов, как того ожидали организаторы этого акта. Из-за Ирака отношения США со всеми странами на Ближнем Востоке стали только хуже. И, само собой, американцы оказались втянуты в настоящую войну с людьми, невиновными в теракте 11 сентября. Все эти факторы из реальности должны быть представлены и в симуляции этого конфликта.

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ ДЖИХАДА

Центральная тема игры – противостояние Соединенных Штатов и «джихадистов». В игре мы передвигаем одинаковые черные фишки между секторами карты. В реальности различные террористические объединения могут сотрудничать между собой, но их различия существенно перевешивают их общие черты. Цели Аль-Каиды отличаются от целей филиппинской организации Abu Sayyaf, которая даже не является единственной филиппинской группой исламского сепаратизма. Как и во многих внутренних войнах, сразу несколько группировок сражаются против главенствующего режима и иногда друг против друга. Цели, методы и ресурсы группы Moro National Liberation Front, одной прочих таких групп, мало совпадают с Abu Sayyaf.

К чести Labyrinth, она включает карты событий, освещающие эти различия. К несчастью, карты событий являются лишь дополнительной механикой, и этот важный аспект оттеняется другими. Идея, по которой филиппинская террористическая ячейка прыгает в самолет и летит атаковать случайную страну (Швецию? Канаду? Ливан? Кто знает?), просто смехотворна. Большинство групп, представленных в Labyrinth одинаковыми черными фишками, в реальности сосредоточены на своих локальных целях, а на глобальной войне с порядком и государственной безопасностью.

На самом деле, знание этих различий и умелое пользование ими – важная часть любого жизнеспособного плана по борьбе с терроризмом. Аль Каида превратилась во франчайзинговую сеть для местечковых террористических групп по всему миру, поэтому для поражения Аль Каиды требуется отрезать её от небольших локальных групп. Воспринимать их как единую террористическую организацию  — в корне неверно. Подобным образом СССР и КНР воспринимались как одно целое до прихода к власти Никсона, вследствие чего были упущены прекрасные возможности противодействовать обеим коммунистическим угрозам.

Названия, которые носят эти группы, нередко вызывают путаницу и скрывают различия между ними. Название, включающее «Аль-Каида» («в Ираке», «на Арабском Полуострове» и т.д.) еще не означает, что данная группа является дочерней конторой той самой Аль-Каиды, что взяла на себя ответственность за теракт 11 сентября. Возможно, эти люди преданные последователи, тесно взаимодействующие с Аль-Каидой. Возможно также, что имя они взяли из-за его тиражированности, а сами не имеют к Аль-Каиде отношения.

Эти группы могут оказаться нашими противниками. Они могут ненавидеть нас за все, что мы отстаиваем. Возможно, мы никогда не придем с ними к примирению. Тем не менее, им может недоставать средств или мотивации атаковать США напрямую, и они могут не быть настолько близки к Аль-Каиде, как гласят их названия.

В других варгеймах можно найти примеры хорошего отображения разнородности революционных групп, которого не достает Labyrinth. Прекрасная игра Брайана Хилла о китайской гражданской войне, Battle for China, дробит антикоммунистов на несколько враждующих группировок, при этом игровой процесс не оказывается перегружен. Раздробленность является важным элементом игры в Triumph of Chaos, игре про русскую гражданскую войну. В варгеймах не только можно хорошо отобразить противоречивые группировки по одну сторону конфликта, но и нужно делать это, когда тема игры касается подобных противостояний.

Labyrinth еще более опосредует тонкие различия между террористическими группами в своем видении победных условий игры. Ядерный, биологический или химический удар по США стал бы настоящей катастрофой для Соединенных Штатов, но едва ли принес бы победу всем террористам мира. Перед событиями 11 сентября руководство Аль-Каиды спорило о дальнейшей стратегии действий и выборе основным противником «ближних врагов» (средневосточные государства, в частности Египет) либо «дальних врагов» (США и страны Западной Европы, поддерживающие эти государства). И несмотря на то, что Осама бен Ладен победил в этих дебатах, его идейные противники имеют сейчас все основания повторять: «А я говорил!» Решение американского правительства развернуть масштабную контр-террористическую политику нанесло Аль-Каиде тяжелый удар. Соединенные Штаты не прекратили поддержку средневосточных правительств. Все прочие террористические группы оказались под прицелами США и имеют основания винить в этом решение бен Ладена.

Labyrinth демонстрирует, как ошибочно и поверхностно выражение «война с террором», и как оно мало подходит для описания конфликта со специфическими противниками с различающимися целями, часть которых угрожают интересам США лишь очень косвенным путем. У Соединенных Штатов есть иерархия угроз, в которой наивысший приоритет отдается новой атаке на родной земле. США воюет с определенными группами, которые могут планировать такую атаку. Другие повстанческие группировки могут быть террористами, могут быть исламистами, и угрожать другим интересам США, но в списке угроз национальной безопасности они однозначно будут ниже первых.

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ

Вы могли заметить изменения в терминологии в местах, где я упоминаю участников конфликта. Термин «террористы» точно описывает чернее фишки в Labyrinth – но не более. Называть террористами такие группировки, как Талибан (по обе стороны афгано-пакистанской границы), Хезболла, Джаиш аль-Махди и им подобные, было бы некорректно.

При случае, эти группировки используют насилие для запугивания противников. Они могут активно работать против интересов Америки. Они могут проповедовать ценности, противоположные нашим. Они могут быть нашими врагами по всем параметрам. Но не такими врагами, какими стали Аль-Каида в 2001 или IRA во времена своего расцвета.

Кто же они, если не террористы? Иногда больше подходит термин «партизаны» или «повстанцы». Иногда более точно будет сказать «ополченцы». Методы борьбы с каждой из этих категорий разнятся. Для поражения повстанцев мы используем методы, успешные против повстанцев.

Борьба с повстанцами и контр-терроризм – разные вещи. Они связаны, поскольку в обоих случаях противник – революционная ячейка. Однако повстанцы (Вьетконг, например) координируют действия, набирают личный состав и планируют операции не так, как террористы, потому и методология борьбы с ними должна отличаться.

Сплочение нации, например, это важная часть борьбы с повстанцами. Но не всегда это важно в контр-терроризме. Таким образом, связь между контр-терроризмом и национальным единством в  Labyrinth ошибочна. Многие антитеррористические кампании, как, например, затяжная борьба британского правительства с IRA, напоминают борьбу с организованной преступностью, что неудивительно:  в обоих случаях противник представляет собой небольшую скрытную группу, склонную к насилию. Британскому правительству не потребовалось прибегать к сплочению нации, чтобы завершить войну в Северной Ирландии. Сила играет важную роль в борьбе с терроризмом, но не более важную, чем разведка, дипломатия и хитрость.

Контекст борьбы с терроризмом в США еще более усложняет картину. Например, в 2001 Талибан предоставлял убежище людям Аль-Каиды, что побудило США и НАТО атаковать Талибан, чтобы добраться до Аль-Каиды. Союз этих групп продолжил свое существование и после вторжения.

Талибан – явный враг Соединенных Штатов. Их идеология и методы отвратительны. Однако их образ действий и структура сильно отличаются от террористических групп, подобных Аум Синрикё в Японии, или крошечной исламистской группировке в Испании, которая совершила в 2004 году подрыв поездов в Мадриде. Если вы думаете, что это различие не несет в себе фактической разницы, примите во внимание уровень управления в Японии и Испании. Если верить Labyrinth, терроризм является как причиной, так и следствием слабого управления государством. Видите какой-то смысл?

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ МЕТОДОВ ТЕРРОРИСТОВ

В Labyrinth представлена стратегия террористов, следующая простой формуле: теракты ослабляют способность правительства управлять страной. Когда баланс сил достигает определенного уровня, террористы совершают финальный удар, который уничтожает власть, и вместо неё в стране воцаряется исламская республика. В этом видении есть несколько изъянов.

Во-первых, эта стратегия больше основана на опыте Мао Цзе Дуна, нежели Осамы бен Ладена. Эта последовательность событий описывает традиционную стратегию повстанцев, когда революционеры набирают силу через политическую агитацию и военные удары. Со временем правительство слабеет под партизанскими атаками и в итоге больше не может противостоять расширяющему влиянию военно-политической машины повстанцев. В большой финальной битве власть терпит поражение.

Террористы работают по другой схеме. Можно даже сказать, что они действуют строго наоборот, оставаясь маленькой секретной группой для сохранения возможности наносить внезапные удары.

Во-вторых, одна из ныне существующих исламистских республик появилась иначе. Иранская революция следовала по совершенно иному пути; исламистские группировки объединились в своем многогранном недовольстве режимом Шаха. Подобно событиям русской и французской революций, после свержения режима коалицией революционеров, самая радикальная группа вновь совершила захват власти. История восхождения Талибана к власти отличается как от этой, таки и от версии Labyrinth.

В-третьих, террористов мало касается сила власти в странах, где они действуют. Многие страны, пострадавшие от террористов – например, Англия, Германия, Италия, Франция, Израиль – вряд ли можно назвать государствами-аутсайдерами. Страны со слабым правительством могут предоставлять террористам базу операций, но их целями часто становятся очень успешные страны.

В-четвертых, террористы зачастую безразличны к компетентности правительства. Обычно они пытаются вынудить власти сделать что-то (освободить террористов, вывести войска из Саудовской Аравии и т.д.), а не сменить правителя или правительство. Иногда, как у группы Баадер-Мейнхофф, их целью является заставить правительство усилить контроль и полицию, чтобы население страны взбунтовалось от притеснения их свободы. (Эта стратегия ни у кого не сработала, но смысл был такой)

Наконец, терроризм использует жестокие и хорошо спланированные акты насилия, чтобы угрозами заставить правительство сделать что-то, что оно иначе бы не стало делать. Этот подход дарует крошечной группе террористов огромную власть, слишком большую для них и для маленькой прослойки населения, поддерживающей их. Большинство жителей осуждают и ненавидят террористов, и если государственная власть не ослаблена, террористы остаются небольшой и секретной группой.

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ КОНТР-ТЕРРОРИЗМА

В борьбе с этим противником, правительства не могут полагаться исключительно на военных. Развитие и сплочение нации так же не является первостепенным фактором в борьбе с терроризмом, поскольку уровень власти мало влияет на проблему. (В борьбе с повстанцами, с другой стороны, успех во многим зависит от эффективности управления). Задача поиска и устранения террористических групп это долгий кропотливый труд, в котором разведка, шпионаж и перехват информации так же важны, как облавы и ракетные удары.

Если же верить Labyrinth, контр-терроризм это в первую очередь военная задача. Лишь размещая в стране войска, вы получаете возможность подорвать деятельность террористов. В ином случае, вы остаетесь почти беспомощны, разве что малочисленные карты событий, которые могут уничтожать ячейки в локациях, где у вас нет войск (например, «Спецназ», помогут вам.)

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

Для игры, сфокусированной на Ближнем Востоке, Labyrinth упускает много ключевых факторов ближневосточной политики, являющихся критически важными для контр-террористической стратегии США. Раскол между шиитами и суннитами, линия, пересекающая целый регион, реализована так, как будто была добавлена в последний момент для галочки. Несколько карт событий позволяют провести диверсию в странах со смешанной религией, но этого недостаточно для отражения того напряжения, что присутствует между двумя сектами. Ваххабиты Саудовской Аравии, например, опасаются восстания шиитов не меньше, чем мечтают о возвращении исламской доктрины к временам первых четверых халифов. Поскольку восстание шиитов куда более вероятно, они поддерживают суннитские террористические ячейки, чтобы ослабить угрозу, исходящую от шиитов. По другую сторону раскола, Иран не упускает возможности поддержать буйство шиитов и финансирует свою собственную тайную сеть террористов для усиления своего влияния в регионе.

Вражда исламских сект широко эксплуатируется местными властями, что приводит к неожиданным и необычным результатам. Это явление – неотъемлимая часть внешней политики на Ближнем Востоке. Например, усиление влияния Ирана сделало возможным союз между Израилем и Саудовской Аравией; десятью годами ранее такое казалось немыслимым.

В Labyrinth эти тонкости толкуются настолько превратно, что игру нельзя назвать хорошей симуляцией политики на Ближнем Востоке. Решение США принять сторону суннитов, как в Ираке, так и в других странах, не прошло незамеченным для шиитов, пристально следящих за балансом сил между двумя сектами. Не осталось оно незамеченным и другими правительствами, во многом полагающимися на отношения с исламскими странами. Международные отношения после такого решения должны измениться, закрывая одни возможности и открывая другие.

Некоторые действия, доступные в игре, должны даваться гораздо большим трудом, или включать в себя какую-то выплату цены. Даже если Пакистан будет союзником США, размещение там войск не может пройти без последствий. В игре действия США не имеют последствий, а они должны быть. (С другой стороны, Twilight Struggle давал США и СССР незаслуженно высокое влияние на мировые события)

В то же время, некоторые действия вызывают безумные непредсказуемые последствия. В моей второй партии США не только потеряли внушительную часть международного престижа из-за вторжения в Афганистан, но и вытянули в первый же ход карту Выборов, вызвавшую яростный протест таких жестких методов. В любой подобной игре должен присутствовать элемент случайности, однако сама мысль о том, что в октябре и ноябре 2001 избиратели США и мировая общественность единогласно и бескомпромиссно осудили вторжение США в Афганистан, не вызывает доверия.

Один аспект Labyrinth, в котором игра успешна с точки зрения симуляции, это, возможно, Ирак. Игру можно пройти, не вторгаясь в Ирак вообще, и в этом явно видится задумка дизайнера. Вторжение в Ирак будет дорогим и неэффективным шагом в то время, как вам нужно выделять время и ресурсы на поддержание порядка в Афганистане, ограничение ядерных вооружений, распутывание заговора террористов в Европе. Единственный огрех Labyrinth в отношении Ирака – множество карт событий, связанных с иракской кампанией (появление организации Anbar Awakening, захват Саддама Хусейна и т.д.), которые делают Ирак более значительным, чем было бы логично в игре.

Кроме того, в игре странная роль отведена Ирану. Государство, которое поддерживает революционные движения по всему Ближнему Востоку, вкладывается по полной в оружие массового поражения, значительно влияет на политику в Ираке после вторжения, и всеми прочими доступными средствами распространяет свое влияние в регионе, в Labyrinth выступает лишь как второстепенный участник событий. Непонятно.

Тем не менее, возможно, в будущем мог бы появиться варгейм, освещающий Иран подробнее. Холодная война между правительствами США и Ирана, тлеющая с 1979 года по наши дни, была бы отличным базисом для игры вроде Twilight Struggle. Вместо конфликта США с условным противником (абстрактные «террористы»), был бы конкретный влиятельный игрок на Ближнем Востоке. Иран – не единственная ось, вокруг которой вращаются интересы США на Ближнем Востоке, но эта теневая война занимает многие умы в правительстве Штатов. США и Иран стали бы интересными соперниками за влияние на Ирак, Ливан и прочие области Среднего Востока, их противостояние шло бы на многих фронтах сразу: атаки террористов, шпионаж, охрана нефтяных танкеров и т.д.

НЕПРАВИЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ США

Хотя, на первый взгляд, игра и предоставляет игроку за США выбор между жесткой и мягкой внешней политикой, между ними нет баланса, жесткий путь намного выгоднее мягкого. Определенные карты событий (например, ОМП Ливии, ОМП Ирака) зависят от того, имеет ли США жесткую позицию. Подрывные операции затрагивают 2 ячейки террористов, если США действует жестко, и лишь одну, если мягко. Военное вторжение (оно же «смена правительства») возможно только для жестких США. Кроме получения +1 на кубике при дебатах (и то, при том что остальной мир тоже на мягких позициях), нет никаких причин не играть жестко.

Это карикатурное отображение выбора между жесткой и мягкой политикой, тем более такого выбора в реальности не существует – есть разные ситуации и контексты. Администрация Буша могла бы держаться более мягкой линии поведения после вторжения в Афганистан. Прямые военные акции, направленные против Аль-Каиды и Талибан, вовсе не означают, что во всех последующих конфликтах интересов США будет действовать точно так же. США действительно проявляет крайнюю жесткость в отношении некоторых своих противников, таких, как Северная Корея, что вытекает из самой природы этих конфликтов. Этот подход остается неизменным по мере смены администраций, даже если уходящие и приходящие резиденты Овального Кабинета настолько разнятся в своем видении мировой политики, насколько разнились Клинтон и Буш.

Выбор между жесткой и мягкой позицией диктуют обстоятельства и текущие политические интересы правительства США. В отношении Талибана политика всегда была крайне жесткой, и тем не менее с отдельными группировками были достигнуты мирные соглашения еще при администрации Буша, не Обамы. Жестко/мягкая механика Labyrinth являет собой карикатурную версию внешней политики, которую сочтут абсурдной даже самые идейные приверженцы неоконсерватизма.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

У меня есть и другие претензии к Labyrinth. Например, почему некоторые исламские республики автоматически понижают престиж США? Вместо выставления США бессильными, очередной талибский режим мог бы, наоборот, вынудить несколько новых государств сотрудничать с США. Тем не менее, я и так много сказал в этой длинной статье, и моя позиция ясна: Labyrinth нельзя назвать достоверной симуляцией конфликта, определившего политические события последнего десятилетия.

[Последнее слово. США и их союзники ведут много войн во многих плоскостях. Значимость каждого конкретного противника не определяется фактом причастности его к терроризму. Осознание различий между Аль-Каидой и другой террористической организацией не является поводом умыть руки и предоставить других врагов самим себе. У США есть другие приоритетные задачи национальной безопасности, такие как поддержание порядка в Ираке, которые не связаны с противостоянием Аль-Каиде. Видение этих различий не умаляет заслуг американцев и их союзников, которые работают не покладая рук и рискуют жизнью, чтобы поразить наших противников. Напротив, мы должны ценить то, что они делают в своей борьбе с самым многоликим и коварным врагом в нашей истории.]